Православный взгляд на ислам

Православие является религией ортодоксальной (в отличие от ислама - религии ортопраксической), традиционно придающей особое значение вере (по слову Господа: "Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет" - Мк. 16:16) и ее разумному структурированию. Христианская ортодоксия простирается также и на вопросы образа жизни верующих, однако именно догматика является ее краеугольным камнем, будучи главным выражением опыта Откровения (23-12).

Прежде всего необходимо провести четкую грань между понятиями "ближнего" в исламе и православии. Шариат считает "ближним" только единоверца, при этом для мусульман-суннитов мусульманин-шиит не будет считаться "ближним" и наоборот. Для православного это понятие распространяется на всех нуждающихся в помощи какой бы веры они ни были. Утверждая это важное положение нашей веры, Господь Иисус Христос пролил на Голгофе Свою Божественную Кровь во искупление грехов всех людей всех времен и народов.

Существенные различия с точки зрения содержания понятия "ближний" проистекают главным образом из-за того, что ислам в отличие от христианства не знает животворной идеи богосыновства, наполняющего отношения Бога и человека истинной теплотой и любовью. Отвергнув Бога-Троицу, ислам навсегда остался "религией Отца", да и таковой ее можно считать лишь условно, ибо определение "Отец" в приложении к аллаху не вполне уместно (21-110 ).

В Коране аллах выступает как абсолютный самодержец и следует помнить, что сами мусульмане никогда не называют его "Отцом". Коран отказывает аллаху не только в "сыне", но и вообще в "детях", подчеркивая особо: "он... не породил для себя ребенка" (25:2), поэтому понятие "предание себя богу" в исламе приобретает особый оттенок: человек должен склониться перед нисходящей свыше и внешней по отношению к нему волей всесильного господина, а вовсе не перед волей "Отца". Недаром в Первом послании Иоанна сказано: "Всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца; а исповедующий Сына имеет и Отца" (1 Ин. 2:23). В христианстве - религии Сына - "предание себя Богу" имеет совсем иной смысл, образно выраженный в гефсиманском молении Христа: "не как Я хочу, но как Ты" (Мф. 26:39).

Следствием отсутствия в Коране идеи богосыновства является также полное неприятие христианского учения об искупительной жертве Сына Божия для спасения своевольного и грешного человечества. Вслед за жестоковыйными иудеями последователи Мухаммада вопрошают о том, почему же Спаситель мира не смог спасти Самого Себя, сойдя с креста. Если богословски образованный собеседник еще может принять это учение в качестве "странной гипотезы", то простой народ в лучшем случае посмеется над "баснями неверных, у которых аллах отнял разум". Вряд ли встретит должное понимание и рассказ о благоразумном разбойнике, ведь шариат говорит о том, что аллах спасет раскаявшегося грешника-мусульманина, искренне желающего исправиться, но не примет раскаяния от закоренелого неверного, даже стоящего на пороге смерти (23-39).

Земная жизнь верующего - это постоянная борьба с искушениями. В Коране Аллах прямо возвещает: "мы искушаем вас то тем, то другим способом: страхом, голодом, потерею имущества, жизни, плодов" (2:150, 151). Как не вспомнить здесь православный взгляд на источник искушений, высказанный в Послании апостола Иакова: "В искушении никто не говори: "Бог меня искушает"; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью" (Иак. 1: 13, 14);

Изучая положения той или иной религии, нельзя обойти вниманием личность ее основателя. Нередко это помогает понять многое из того, что, формально оставаясь за рамками вероучения, оказало заметное влияние на его формирование. До нас дошел довольно большой объем материала о различных сторонах жизни Мухаммада - человека, обремененного нелегким грузом житейских забот и многочисленных иной раз совсем неблагочестивых пристрастий. Все это неоспоримо показывает православному исследователю, какой дух мог являться автору Корана, "без ложной скромности" говорящему о себе слова, которые трудно представить исходящими от кого-либо из пророков Ветхого или апостолов Нового Завета, например: "Я был записан перед аллахом как последний пророк уже в то время, когда Адам был еще глиной... никому из людей не поверило столько людей, сколько мне... я буду превосходящим среди потомков Адама в День Воскресения мертвых, и я буду первым просителем и первым, чье прошение будет принято (аллахом)" (21:107). Единственным, с кем он сравнивает себя из всех, живших когда-либо на земле является Господь Иисус Христос: "Ни один пророк не поднимался между мной и Иисусом" (26-75). Известно, что последними словами Мухаммада были: "Мне уготовано в раю пребывание среди самых достойнейших" (13-34).

Существенно дополненить православную точку зрения на духовный источник мусульманского вероучения могут правила обращения с Кораном, занимающие особое место среди положений шариата о богопочитании. Эта книга хранится (по возможности) в отдельной чистой комнате - молельной, а при недостатке места - на отдельной настенной полочке, расположенной выше всего, что находится рядом, при этом поворачиваться к Корану спиной неприлично. Прикасаться к нему можно только в состоянии ритуальной чистоты, а при чтении сидя на полу класть книгу дозволяется только на специальную подставку, чтобы она не касалась пола. Все это относится к Корану, напечатанному на арабском языке и арабским шрифтом - только тогда он считается священным. Переводы Корана на другие языки не пользуются в полной мере таким уважительным отношением.

"Искать лица бога", как формулирует шариат главную цель ислама, значит приближаться к нему через его слово. Апологеты ислама неоднократно упоминают о том, что при вдумчивом чтении священного текста происходит примечательный феномен - человек начинает ощущать присутствие сверхъестественной, иногда устрашающей силы - у читающего возникает странное ощущение, будто-бы не он читает Коран, а Коран "читает" его (23-75). Это поразительное ощущение - "проявление таящейся в Коране мощи" - было, по их мнению, одной из главных причин широкого распространения ислама в мире.

При ознакомлении с такой информацией христианину трудно удержаться от впечатления, что ислам, строго запретив идолопоклонство, через культ почитания Корана создал из него кумира, чем, в частности, возможно объяснить и то устрашающее воздействие, о котором говорилось выше и то, что шариат разрешает использовать Коран в качестве настенного украшения - воистину, как гласит известная мудрость: "не все то, что сверху, от Бога ".

В то же время православному близки и понятны нередко используемые в канонических текстах мусульманских молитв образы света и тьмы, как например в "Молитве света", которую составил и употреблял Мухаммад: "О, аллах, освети мое сердце, освети мой взор,... освети то, что находится надо мной... и подо мной... выведи меня из тьмы к свету" (13-26).

В молитве шариат предписывает благодарить аллаха за все, что бы он ни послал, ибо упорство и терпение, которые открываются через это в душе, сами по себе являются признаками небесного покровительства. Согрешивший должен раскаяться перед аллахом и просить у него прощения подобно Мухаммаду, который говорил о том, что он "испытывает чувство раскаяния по семьдесят раз на дню" (23-90) и заповедал "прощать поступки своих рабов, даже если они провинились семьдесят раз" (20-93). Подобные слова воскрешают в памяти православного изречение Господа Иисуса Христа о необходимости прощать даже тех, кто согрешит семьдесят раз по семь (Мф. 18:22).

Отсюда видно, что сложившаяся в исламе молитвенная практика свидетельствует о достаточно высоком уровне религиозного сознания его адептов. Однако, по свидетельству христианских богословов, при этом она способствует развитию предельной односторонности мировидения. Мусульмане поклоняются богу, который ни с кем не общается "на равных"- Мухаммад постоянно борется с теми, кто сомневается в исключительности аллаха. Христианство делает шаг вперед, открывая Бога, Который есть любовь и именно потому готов "поделиться" Своей божественностью с другими - Сын извечно единосущен Отцу, а в свое время Богу приобщится и все праведное человечество. Преследуя эту благородную цель, Бог ищет Себе "друзей" и "помощников" - в Первом Послании к Коринфянам стоят слова, совершенно немыслимые в Коране: "ибо мы соработники у Бога" (1 Кор. 3:9). В таком случае служение Богу обретает новый, более высокий смысл, но этого не случится, если молитва будет оставаться лишь рабским преклонением перед подавляющим человека всевластием Господа (21-121).

В то же время детальная регламентация молитвенной жизни мусульман приводит на ум пример фарисеев, "оцеживавших комара, а верблюда поглощавших" (Мф. 23:24), тщательно заботившихся о внешнем благочестии, уделяя гораздо меньше внимания состоянию души. Возможно это объясняется тем, что ислам, являясь ортопраксической религией, основные усилия направляет именно на внешние аспекты проявления веры, которые гораздо легче поддаются исполнению (и контролю), нежели внутренние.

Несмотря на то, что среди целей молитвы шариат декларирует духовное совершенство и нравственное очищение, взращение смирения и послушания, в современном каноническом молитвослове "Намаз" весьма пространно говорится о том, что надо закрыть свой ум и отвлечься от мирской суеты, но ни слова не сказано о примирении с ближними, прощении обидевших нас, что, как известно, является первым условием подготовки к молитве, по слову Спасителя: "...пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда принеси дар твой" (Мф. 5:24). Примечательны в этом отношении слова хадиса, относящиеся к практике прощения обид: "Верующие люди не должны, держа друг на друга обиду, не разговаривать более трех дней" (12-8). Православному сознанию невозможно примириться и с положением шариата, в соответствии с которым бог не принимает покаянную молитву преступника (поэтому ему и не надо создавать условия для этого - в иных случаях лишение мусульманина возможности молиться - тяжкий грех), так как "совершенное преступление делает преступника ритуально нечистым, а его молитву - недействительной - она не будет принята аллахом" (20-200). В противоположность этому, история православия знает неисчислимое множество примеров, когда великие грешники, раскаявшись, становились великими святыми - первый из них - благоразумный разбойник, подтверждая тем самым бесконечное милосердие Господа к кающимся грешникам.

Похожим образом обстоит дело и с положениями шариата, касающимися соблюдения поста (см. раздел 2.3.4). Можно с уверенностью сказать, что духовная наполненность мусульманского поста не идет ни в какое сравнение с постом православным, что объясняется прежде всего спецификой самого ислама как религиозного учения, в котором роль человека, усыновленного Богом и призванного на роль Его соработника сводится до уровня раба или в лучшем случае наемника - слепого исполнителя воли аллаха. Чем иным можно объяснить видимое невооруженным глазом очередное явное противоречие исламской религиозной практики - декларируемое на словах "воздержание" на деле дает прямо обратный результат - загодя в семьях создаются солидные запасы продовольствия, на обильных ночных трапезах поглощается громадное количество пищи (что совсем неполезно для желудка) - статистика говорит о том, что потребление продуктов, особенно сладостей (как тут не вспомнить православному человеку о "чревоугодии" и даже "гортанобесии") в этот "месяц воздержания" значительно увеличивается.

Исполнение еще одной священной обязанности правоверных - совершение паломничества в Мекку (см. раздел 2.3.5) также не может не вызвать у православного человека недоуменных вопросов, касающихся, в частности, требования полного физического здоровья и соответствующих финансовых возможностей паломника. Известно, что шариат строго осуждает тех, кто, не имея материальной возможности и обладая слабым здоровьем, стремится совершить паломничество. В одном из известных хадисов такой человек называется "прихлебателем" в противовес званому гостю - богатому. "Аллах пригласил богачей, а беднякам сказал: не ввергайте себя в опасности своими руками" (19-73). Последнее требование невольно воскрешает в памяти каждого православного вереницы недужных всякого рода - обязательную принадлежность всех наших святых мест - сколь многие из них возвращаются к родным очагам исцеленными душою и телом - о том ведает лишь Всемилостивый Господь!

Важным элементом образа жизни верующих являются семейно-брачные отношения. Христианскому пониманию этого аспекта абсолютно противоречит как исламская практика многоженства (подробно об этом уже было сказано), так и допускаемая шариатом для мужчин возможность иметь в своем доме наложниц, хотя права их существенно ограничены по сравнению с законными женами. В безуспешных попытках мусульман достичь истинной гармонии в семейной жизни православный исследователь увидит очередное подтверждение библейского идеала моногамии: "Жена призвана посвятить себя единственному мужу" (Быт. 3:16), точно также и "муж должен... безраздельно любить свою жену... и быть преданным ей" (Ефес. 5:25-31).

Говоря о практике применения положений шариата в условиях современной российской действительности, заслуживает упоминания имевшая место совсем недавно попытка официально узаконить многоженство под предлогом "нормализации демографической ситуации в стране", вызвавшая резко отрицательную реакцию со стороны Русской Православной Церкви.

Вместе с тем ряд требований шариата нисколько не противоречит православному вероучению. Сюда можно отнести положения, касающиеся здорового образа жизни, в частности полный запрет на употребление наркотиков, тем более, что одним из доводов, выдвигаемых в обоснование исламской позиции по этому вопросу является то, что "единственно богу принадлежат наши тела, а потому все, что разрушает их, запретно" (13-223). Христианам же хорошо известны слова Священного Писания, говорящие о наших телах как о "храмах Святаго Духа" ( 1Кор. 6:19). Сюда же можно отнести, в частности, и резкое неприятие практики эвтаназии, о чем Русская Православная Церковь заявила в "Основах социальной концепции", принятых Освященным Архиерейским Собором в августе 2000 года.

Нельзя не отметить также и определенное сходство этических требований шариата (см. стр. 38-39) с христианскими добродетелями - на каждый пункт можно привести соответствующие выдержки из Священного Писания, которые в исламских источниках повторяются иной раз почти что буквально, так о смирении мы можем сказать словами Господа: "Всякий возвышающий сам себя унижен будет; а унижающий себя возвысится" (Лк. 18:14), о гордыне - "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (1 Петр. 5:5). Но отличие все же есть и немалое - шариат требует проявлять высокие качества главным образом лишь к своим единоверцам, как об этом уже говорилось - действительно, какое смирение правоверный может испытывать перед неверным, которого шариат приравнивает к собаке... Мусульманский автор одного из "душеполезных наставлений" рекомендует: "Не проявляй злобу к верующим...если же хочешь проявить вражду, то злых безбожных людей много, - прояви ее к ним" (12-13). Да и даже в отношениях со своими допускаются случаи, когда можно, например, солгать (19-28). Один из современных мусульманских богословов говорит: "Все, что ты говоришь, должно быть правдой, но ты не имеешь права говорить все, что является правдой" (12-12). Православный подход к данной проблеме несомненно чище и честнее.

Не чуждо православному сознанию и уважительное отношение мусульман к пожилым людям, безусловное требование шариата о почитании родителей и вообще всех старших по возрасту, что нашло свое отражение еще в ветхозаветном "Десятисловии": "Почитай отца твоего и матерь твою..., чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было на той земле, которую Господь Бог твой дает тебе" (Второзак. 5:16). В Новом Завете мы не находим таких конкретных выражений за исключением примера Самого Господа Иисуса Христа по отношению к Его Пречистой Матери и мнимому отцу Иосифу, но вправе, очевидно, сказать о том, что нет и не может быть никаких оснований, чтобы исключить собственных родителей из числа ближних, которых христианин должен "возлюбить как самого себя" (Лк. 10:27).

Однако некоторое сходство этических требований совсем не означает их тождества. Это касается прежде всего такого феномена, как необходимость мстить тем, кто нанес обиду самому правоверному, либо его близким. Коран говорит об этом прямо: "Верующие! Вам предписана месть за убитых" (2:173). Ярким диссонансом этому звучат слова Священного Писания: "Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь" (Рим. 12:17, 19).

Вообще знакомство с детально разработанной шариатской юридической системой (см. раздел 2.5) оставляет у человека христианской культуры довольно тяжелое впечатление. Стремясь оправдать суровость применяемых мер, апологеты ислама приводят известное место из Евангелия: "...если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну" (Мк. 9:43), пытаясь тем самым показать, что жесткие меры не чужды и христианству. Налицо значительное снижение уровня высказывания Спасителя, чисто буквальное, чувственное его понимание, что является характерной чертой ислама вообще.

Некоторая приземленность ощущается и в тщательной регламентации шариатом хозяйственной стороны жизни правоверных вообще и труда в частности. Содержательная сторона православных положений в этой области гораздо глубже, ведь речь идет о том, что любая работа христианина является его трудом перед Богом, для Бога и во имя Бога.

И наконец в сфере политики тщательно разработанной шариатской концепции построения "Всемирного исламского халифата" противостоит возвышенное учение Господа Иисуса Христа, прямо сказавшего: "Царство Мое не от мира сего" (Ин. 18:36).

В уже упоминавшихся "Основах социальной концепции РПЦ" в подтверждение этого положения подчеркивается "непредпочтительность для Церкви какого-либо государственного строя, какой-либо из существующих политических доктрин" (32-57). Некоторое совпадение доктрин православия и ислама в политической сфере отмечено лишь в случае, когда власть понуждает верующих к совершению действий, нарушающих заповеди своей веры - тогда и православие (32-10) и ислам освобождают своих адептов от обязанности повиноваться властям.

Таким образом, совпадая в некоторых аспектах внешнего характера с аналогичными православными понятиями о благочестии, законы шариата и основанная на них этика поведения мусульман отличаются в главном - в понимании как одной из ключевых особенностей образа жизни главной составляющей самого термина "благочестие" - понятия "благо". Для мусульман это спасение себя и всех своих по вере, для христиан, духовные очи которых постоянно взирают на Спасителя, распятого за всех и искупившего всех - это непрестанная забота о спасении не только себя и своих единоверцев, но и всех, кто хочет спастись, печаль о тех, кто лишает себя этого спасения...